Предатели остались на войне

К взрослым людям, которые часто и всерьез употребляют слова «предатель» и «предательство», я отношусь настороженно. Часто это люди эмоционально незрелые, и могут своими розовыми пальчиками наворотить такого, что восстанавливаться будешь долго.

Обычно в связке со злоупотреблением этими словами стоит склонность к гиперреакциям. То есть: пошел в кино с другой? Я тебе дверь подожгу. Отказался решать мои проблемы? Всем расскажу, что ты [нужное подставить]. Ну а уж что говорят о бывших супругах и друзьях – мы все слышали не один раз.

По моему убеждению, довольно часто слово определяет сознание. Но об этом – позже.

Что же на самом деле заслуживает обозначения, как предательство?

Базовые коннотации этого слова подразумевают высокий пафос употребления, то есть, объектом предательства является обычно нечто более масштабное, чем частная судьба. Также оно подразумевает наличие третьей стороны - врага, которому п[е]редают что-либо сакральное: ключи от городских ворот, карты генштаба, народ во власть (см. "И ты, им преданный народ").

Можно предать идеалы юности во имя чего-либо. Предать можно Родину. А вот предать жену посредством секса с ее подругой нельзя. Это называется «адюльтер». Подружка разболтала тайну - это тоже не предательство. Это обычная мелкотравчатая подлость. Воспользовались принадлежностью к близкому кругу в своих целях? Это злоупотребление доверием.

Мне кажется, что размывание значения этих слов, их введение в повседневный лексикон растет из советского культа героики. Советская этика воспевала героев, выстраивала систему координат, в которой героизм был высшей точкой нравственности, и противопоставлено ему было предательство. Нас учили мерить мирную жизнь по меркам военного времени, и это вполне можно понять: любая масштабная война ведет к переоценке нравственных систем и последующему культивированию новых установок.

Однако на мирное время эти мерки не натягиваются. Подвиг в мирное время – это чрезвычайное происшествие, а не норма жизни. Повседневности не нужны герои, и люди героического склада часто не находят себя в ней. Для рутины нужны пахари, а не саперы. Но у нас осталась привычка оценивать глобальными категориями частное, а значит, и отвечать пушечным залпом там, где нужно просто перестать здороваться.

Эмоциональная зрелость подразумевает более тонкие настройки нравственной оценки, уход от максимализма, понимания того, что в жизни бывают не только яркие цвета, но и оттенки серого.

Потому что в обычной жизни нет повода ни для героизма, ни для предательства. И дай бог, чтобы не было.

© Алмат Малатов