овощеводческая лирика

2.
Говорили парню умные люди:
«Если можешь не писать, не пиши».
Что мол, горек хлеб и путь очень труден,
Что работы горы, денег – гроши.
Говорили, рассуждали пространно,
Как судьба сгибает сильных в дугу.
Глянул искоса, поморщился странно:
«Если можешь, говорите? Могу.

Я ещё не спать семь суток умею,
И не думать ни о чём целый год.
Я умею не играть в лотерею,
Не рассчитывать, что вдруг повезёт.
Я без водки обойдусь и без хлеба,
Вот ей богу, долго так не помру.
И умею не цепляться за небо,
Волоча его в свою конуру.

Не писать – да это плёвое дело.
А вот как вам: не влюбляться совсем?
Не вздыхать, не прикасаться несмело,
Не строчить про это дело поэм?
А уж сколько я могу без объятий!
(Мы про коитус не будем, лады?)
Ровно столько, сколько и без проклятий,
В адрес быдлосоциальной среды.

Тоже мне, критерий – можешь-не можешь.
Если можешь не орать, не ори.
Что не можешь, ты умножишь и сложишь
Подсчитаешь, когда свет догорит.
Я не мог иначе, скажешь ты гордо,
И добавишь, что, мол, рок и стезя.
С перекошенной духовностью мордой
Встанешь в строй, сказав «иначе – нельзя».
Не найдётся мне, подкидышу, места
Средь великих, не умеющих не…
Обещай мне. Вот сейчас. Только честно.
Мог бы ты не погибать на войне?»

3.
Он меня отвлекает, братцы.
Подойдет, негодник, тишком.
Мне бы в грядке поковыряться, а тут он со своим стишком.
Говорит, не выходит складно, не рифмуется у него.

От реки под вечер прохладно, на реке уже никого.
Я смотрю как дурак на воду, не могу ничего понять,
Что ли стих, - говорю, - про природу? Про любовь, говорит, опять.
Так зачем тебе, недотрога, не пойму я, хоть волком вой,
Там кустарник нужен в три слога, с ударением на второй?
Я ж понятия не имею, что росло лет шестьсот назад
В этих, как их там, Пиренеях, у меня тут собственный сад.
Эти ваши все орхидеи, что положены для стихов,
Я выращивать не умею. Вон смородина, вот морковь.

Он кидает камушки в реку,
Отбивает ладонью такт.
Вот неймется же человеку, у него оно вечно так.
То любовь рифмовать придется с кровью – этакий моветон,
То никак он не разберется сколько весит индийский слон.
И всегда ему надо точно, и чтоб все не как у других.
И всегда ему надо срочно, вот ведь нервное дело - стих.

Я-то думал – здесь успокоюсь, поживу от рифм в стороне,
Дернул черт, как дернулся поезд, и за что это горе мне?
Я бы жил тут, забот не зная, без рифмованной чепухи.
Так ведь нет. Они, негодяи,
Всем колхозом пишут стихи.

Я прошу: ребята, спокойно, ничего нигде не горит,
У меня не кованы кони, у меня сарай не закрыт.
А они все носят и носят, от дедов до малых ребят…
Да чтоб ты провалился, Моцарт,
Ты же видишь - не до тебя!

Мы сидим, закат наблюдаем, и вполголоса говорим.
Солнце лес зацепило краем, задержалось, слушая ритм.
Легкий запах мяты с лугов,
Тень от пня становится длинной.
И молчит за спиной калина –
Кустарник из трех слогов.