Всё бьётся и бьётся - бабочкой в паутине,
Распутывает за нитью нить,
Ищет одну -
Ту, Ариаднину, словно воду в пустыне -
Что-то, ради чего стоит жить
Даже в аду.
Всё бьётся и бьётся, играет в собственную
Незаменимость, непонятость,
Словно в карты,
Не помнит, сколько осталось до осени,
Меняет молодость
На имена, штампы и даты.
Всё бьётся и бьётся, смотрит в телевизор,
До слёз в темноте боится
Смерти и мёртвых.
Наверное, потому, что внутри как-то мало жизни
И смерть, как вода, стремится
Занять пустоты.
Как правило, все причины - где-то внутри,
И если ты это однажды понял,
Сможешь менять.
Но... перед сном встаёт на колени, и говорит:
"Господь, прости. Можно, сегодня
Опять - не меня?"
На самом деле, всё весьма иллюзорно -
Так ли уж, право, серьёзны
Эти проблемы...
Гораздо важнее, что когда в доме станет просторно,
Можно будет смотреть на звёзды.
Прямо сквозь стены.

Её хочется называть "деткой" и выгуливать вечером
(Коктейль "секс на пляже" и в белых зубках - коктейльная вишенка),
Она умеет смотреть и искушающе, и доверчиво,
Она всегда подаёт музыкантам, но никогда - нищенкам,

Она занималась стрип-пластикой, наращиванием ногтей,
У неё даже образование закончено высшее,
Она боится змей, мышей, тараканов и плохих новостей,
А также детей, беременности и "как бы чего не вышло",

Она неизменно вся такая "пин-ап" и такая "гламур",
У неё маникюр со стразиками и блог с розовым фоном,
И хотя она постоянно путает карамболь и каламбур,
У неё нет недостатка в поклонниках, с тем и другим знакомых,

Она ходит на каблуках - высоких головокружительно,
А её юбки всегда кончаются, едва успев начаться,
Среди её друзей есть и плейбои, и вечные жиголо,
И почти нет женщин - они слишком заняты поиском счастья.


Ушёл искать картинку к посту и намертво застрял на Pin-Up.ru. Они прекрасны! *_*

Прочитав на одном дыхании "Калаас: след упавшей звезды", я опрометчиво пообещал авторам развёрнутую рецензию. С тех пор (вот уже два месяца как) я пытаюсь выполнить своё обещание. Не получается... зато получаются вот такие рифмокартинки очарованного читателя. Может быть, это немного оправдает меня перед Ando Ray, Jetau и Emy Olwen? ^_^

Красный песок тихо сыпется между пальцами,
Красный песок исподволь подменяет душу.
Может быть, ты всё ещё там, наверху, на Станции,
И всё это - внутри, и нет ничего - снаружи.

Красный песок окрасил волосы в красный,
Красный песок пропитал пространство и время.
Ты почти не веришь в существование Станции,
Надеясь, что и на ней в тебя не верят.

Красный песок шелестит глубоко под кожей,
Красный песок полирует тебя, как лезвие.
Все, кто живут в песке, немного похожи.
И это заблуждение - самое бесполезное.

Картинка - авторская иллюстрация к.

Upd: на официальном сайте Калааса *_*

Мечется, мечется Белый Кролик,
В лапках неловко брегет сжимает,
Чует - забросят его в терновник
И он опять, опять опоздает,

И Герцогиня опять будет в гневе,
Где же перчатки - нельзя без перчаток...
Кролик глядит, как к своей Королеве
Мартовский Заяц бежит без оглядок.

Кролик завидует Зайцу безумно:
Заяц - безумен, его оправдают,
Заяц влюблён, потому безрассуден,
Он неподсуден и все это знают.

Мечется, мечется Белый Кролик, -
Как-то ему не по чину влюбляться, -
Кролик влюблённый выходит из роли,
Уподобляясь в безумии Зайцу,

Кролик влюблённый спешит к Герцогине,
В лапках неловко букет сжимает,
Кролик твердит Герцогинино имя -
Он ведь единственный, кто его знает,

Кролик рискует хвостом и ушами,
Заяц рискует не меньше, наверно...
Где-то в колоде, болтая с тузами,
Смотрит на стрелки его Королева.

Я заключён в искусственные рамки -
Канва сюжета, правила игры.
Я сам себе - какой-то пошлый фанфик,
Побег в альтернативные миры.

Я врос спиной в фанеру декораций,
Избражавших крылья за спиной.
Вы думаете, просто не меняться,
Сверяя непрерывно мир - с собой?

Загадка. Аэробика для мозга.
Холодный душ безумной голове.
Я ростовой портрет леплю из воска.
Автопортрет. Чтоб подарить тебе

С набором швейных игл. Или булавок.
А впрочем, подойдёт и карандаш -
Почти что кол осиновый. Как жалок
В создателя влюблённый персонаж...

падаю, падаю, падаю
видишь меня, я падаю
руки взметнув распятием
словно хочу в объятия
землю, большую, круглую
видишь - летит навстречу мне
дай я тебя придумаю
заново, опрометчиво
падаю, сжавши челюсти
вниз этажи отсчитывать
мечется беззащитное
сердце, не хочет вдребезги
падаю, падаю, падаю
до основанья радуги
кто-то горшочек с золотом
завтра найдёт по пеленгу
воздух в лицо, так холодно
вынесет, нет ли - к берегу
падаю, падаю, падаю
звёздами, водопадами
пеплом, не сбитым вовремя
сизым табачным столбиком
камнем на дно и обухом
по голове, и воздуха
хватит на вдох, не правда ли
падаю, падаю, падаю...

Тихо, тихо, дверь закрыть - и слушать:
Прячутся минуты от раздумий.
Выйдя из себя, брожу снаружи,
Не пускай меня в свой дом, я умер.

Не пускай меня в свой дом, не надо,
Жизнью мёртвых искушать - нечестно.
Не снимай свой крестик, моя радость,
Не снимай фаты, моя невеста...

Открывай! Я за тобой вернулся,
Чтобы увести тебя с собою...
Что ж я так молюсь, чтоб ты уснула,
Что ж я так боюсь, что мне откроют?

Ты откроешь. Всё равно откроешь.
Я сжимаю перстень обручальный.
Я один. Со мною нет чудовищ.
Открывай. Мы всё начнём сначала.

Катаю сердце яблочком по блюдцу -
Розовощёким, спелым, наливным.
Опять не сплю, но так боюсь проснуться...
И так боюсь, что я проснусь седым.

Катаю сердце на потеху праздным,
Продавшись немудрёным чудесам,
Я говорящим зеркалом из сказок
Был так пленён, что зеркалом стал сам.

Я говорю любезности дежурно,
Стрела слегка дрожит на тетиве -
Амур внештатный в форменной тужурке
С прорехами для крыльев на спине.

Я сын всех мифов, пасынок всех сказок,
Мне снится ночью, что тому назад
Я так и не был вовремя рассказан
В тыщавторую ночь шахерезад,

Так что теперь - дорогой Агасфера,
Высматривая цель среди толпы.
Амур - отнюдь не худшая карьера
Для так и ненаписанной строфы.

Обыкновенный на первый взгляд европейский город:
Ратуша, площадь, фонтан, зелёная лампа в окне.
Поздний прохожий ёжится и поднимает ворот,
Чувствуя, как шевелятся волосы на голове,
Поздний прохожий слышит сзади шаги по лужам,
Они множатся в тумане и отдаются в ушах,
Поздний прохожий смакует нарастающий ужас -
Ему привычнее пугать, а не испытывать страх.

Он вот так же в охотку ходит в кино на триллеры -
Пощекотать нервы, усохшие за ненадобностью.
Невинные развлечения старого киллера,
Вроде бы пустяк - а сколько доставляет радости!

Там дождь. Горизонтальный. Бьёт в лицо.
И полночь близится, и Германн заблудился,
Он перешёл с Филёвской на Кольцо
И мчит по кругу, вглядываясь в лица,
Шепча: "Семёрка... тройка... где же туз?"
Графиня ждёт его в прозрачной будке
У эскалатора. И я не тороплюсь,
И поезда уже с шестиминутным
Идут с конечной. Мокрая джинса
Прилипла к телу. Словно тени - люди.
Боится Германн перейти с Кольца.
Он хочет жить - и кто его осудит?
Графиня ждёт. Мелькают поезда
В десятом Круге - метрополитене.
На следующей выйду в никуда,
Червовый туз оставив на сиденье.

Срываться в Питер - на сутки,
Искать, находить, терять,
Читать по ночам в маршрутках
Субтитров сухую вязь,
Курить на платформе с тенью,
Не видя её лица,
Считать до весны ступени
И месяцы - до конца,
Не знать, где застанет утро,
Вычёркивать дни и сны,
Стихи посвящать кому-то,
Кому они впрямь нужны -
Свобода дворовых песен,
Что манит в пятнадцать лет...
И я с опозданьем в десять
В неё получил билет.


У меня новая мантра - я стихи в транспорте писать начал О_о"

Девочка моя, девочка, надменная ли, наивная,
Белая, словно лилия, любящая тюльпаны,
Словно пером очерчена - тонкой небрежной линией,
Как перелётной птицею в дальние манишь страны,

Девочка моя, девочка, совесть моя и исповедь,
Губы твои жемчужные, пальцы твои щемящие,
В звёздное небо падаю, тщетно пытаясь вытерпеть
Боль своего безумия, терпкая и пьянящая

Девочка моя, девочка, солнце степей нехоженых,
Нервы на фа натянуты, пульс оглушает грохотом...
Как же мне с этим справиться?! Чувствую всею кожею,
Как всю мою несбыточность сладким делаешь опытом.

А я что? Собрал вещи, присел рядом, улыбнулся криво:
Ты дескать, это, не умирай, не плати любовью за хлеб,
Не грусти. Через десять лет, может, вспомнишь меня - красивым,
И придумаешь, что я просто вышел купить сигарет,
И не вернулся. Вероятно, попал под машину.
Какая трагедия - в самый раз для журнального глянца.
И гримёр уберёт аккуратно с твоих щёк морщины,
А я куплю журнал, буду смотреть на фото и улыбаться.

Посчитать на пальцах бы, сколько нужно,
Чтобы всё успеть, чтобы всё запомнить...
Я иду по улице. Очень душно.
Я несу подмышкой сырую полночь -

Не просохла за день. Поставлю в угол.
Как вчера - твой зонт. Что-то день нелётный.
Над столом в улыбку сложились губы,
По-чеширски скользнув из вчера в сегодня.

Круг от лампы плавает в круге чашки,
Стрелки тоже ходят всегда по кругу.
За твоей улыбкой тянусь вчерашней,
Вспоминая несказанное друг другу.

Ты живёшь, живёшь, и всё надеешься, что пройдёт,
А на улице снова праздник - да не на твоей.
Ты стоишь на кухне и остервенело кромсаешь лёд,
Чтобы бросить его случайным гостям в коктейль.

Ты стоишь и вдруг видишь - в окне посветлела даль,
А по дороге идёт собака, а с неба - дождь,
И такая вдруг в горле твоём встаёт печаль,
Что выходишь из кухни, забыв в ней оставить нож,

И по лицам гостей понимаешь, что вид ещё тот,
И смущаешься, вспомнив, что в ванной - бельё в тазу,
И опять забываешь о том, что проклятый лёд
Ещё с прошлого года занозой сидит в глазу,

А вторая - в сердце, и в тумбочке - корвалол,
Тридцать капель на ночь, эффект плацебо, рецепт врача.
Надо что-то сказать, похоже... "Там дождь пошёл," -
И гостям в бокалы бросаешь свою печаль.

И вроде бы надо спать, а я всё пишу,
Спешу, роняю слова, подбираю в строчки,
И в линии на ладонях черчу маршрут
До середины июля, подробный очень;

Да, надо бы спать, но холодно одному,
Я грею ладонь о щёку, дышу на пальцы,
Когда я построю дом, я в нём заведу
Тебя, как заводят пластинку с любимым вальсом;

И вроде бы надо вещи сложить и лечь,
А дальше пойдёт по плану всё - будь что будет,
И вроде бы утро висит, как Дамоклов меч,
Но сердце так бьётся, что вряд ли меня осудят,
И я сам себе - несложенный в сумку вещь,
Сижу, ворожу, выбираю фасоны судеб.

Ты послушай меня, послушай, я не приду:
Из меня вынимает душу всю ночь в бреду,
Я как будто стою во фраке у входа в страх
И читаю стихи собаке о трёх башках,
Я как будто изломан веком, не этим, тем,
Где мы были бы декаденты, конечно, все, -
Век Серебряный, век двадцатый, кровавый век... -
На какой бы экспресс плацкартный мне взять билет,
На какой бы багажной полке себя забыть,
Чтобы профиль твой тонкий, ломкий, дыша, чертить
На холодном стекле вагона, в каком аду
Ты стоишь на краю перрона? И я в бреду,
В чёрном фраке, перчатках белых, кричу во мрак
"Vice pacem", и "para bellum", и прочий мат...
Ты - на первом выпавшем снеге - живой цветок,
Антрацитово-чёрный Цербер лежит у ног.

Я рифмую тебя. Иначе
Я любить не умею, правда.
Я тебя между строчек прячу,
Мне других тайников не надо.

Но срифмованное по пьяни
Может жизнь всерьёз искалечить...
Так что бойся моих желаний:
Я хочу любить тебя вечно.


[Исправлено 2009-02-19]

Хочу устать от секса, от вина,
От слов любви, рифмуемых небрежно,
От тишины, от рук касаний нежных,
От вечно новых видов из окна,

От правильных людей и нужных книг,
От чувства, что кому-то очень нужен,
От поисков себя - внутри, снаружи,
От подвигов и мелочных интриг,

И до копейки растранжирив душу,
Я от игры, что стоила бы свеч,
Хочу устать и, улыбнувшись, лечь,

Немного почитать на сон грядущий
И верить, что нельзя придумать лучше
Концовки и конца. До новых встреч!


Видимо, рано я обрадовал ПЧ, что стихов пока не будет =) Слава Сейрю, будет, просто несколько реже ^_^

Я сегодня полупрозрачный,
Прохожу сквозь закрытые двери.
Ты-то думал, я просто дурачусь,
Ты смотрел на меня и не верил.

Я сегодня какой-то двумерный,
Я очерчен скупыми штрихами.
Я хотел бы напиться с химерой,
Что сидит наверху Нотр-Дама.

У химеры когтистые лапы,
Ей - в бутылке вина, мне - в стакане,
Мы с ней оба немного крылаты,
Но на ангелов оба не тянем.

Может быть, мы сумеем напиться,
Может быть, мне потом полегчает...
А ты вырви и спрячь ту страницу,
Где меня ты придумал случайно.