А потом привидится во сне,
Что остался как-то - чудом? - жив,
Что уснул у моря на песке,
Лишь ладонь под щёку подложив,
Что баюкает меня прибой,
Греет пляж накопленным теплом...
Где-то высоко над головой
Чайка режет облако крылом.
Из-за гор накатится рассвет,
И сморгнув нежданную слезу,
Ты увидишь в следующем сне,
Как под чайкой далеко внизу
Я иду вдоль берега. Живой.
Напевая простенький мотив.
И расправив крылья надо мной,
Ты проснёшься, чтоб я смог уйти.

[2015-08-19]

Э. и Э.
Чертят, чертят черные стрижи...
Тише, тише - шепчутся шаги...
Жили-были эльфы на холме...
Спите, дети, я посторожу...
© Скади

Превращаешь в шуточки урок,
Извлекаешь пользу из дурачеств,
Потихоньку пишешь между строк -
Прочитают так или иначе.
Расставляешь вёшки вдоль тропы,
Каждой сказке добавляешь правды.
Дети скоро вырастут - и ты
Их улыбки ценишь, как награду,

Что не заслужил ты, что потом отнимут,
А они во сне вдруг пробормочут имя -
Вскинешься за стенкой, как назад столетья:
Дети-то другие, но всё так же - дети...

Раскатаешь карты по столу,
Принесёшь из сада ветку вишни.
Элрос строит крепость на полу,
Элронд строит планы на полжизни.
Напоёшь по памяти про мир,
Нарисуешь на полях кораблик...
Эру, Эру, что же мы творим?
Вытекает прошлое по капле.

И уже не вспомнить, как когда-то было,
Словно всё по новой, словно всё впервые,
Вскинешься, услышав, как во сне позвали,
И от всех печалей спрячешь в одеяле...

Учишь слышать тихие шаги,
Учишь слушать музыку созвездий.
Не сберечь их, как ни береги,
От того, что всё это исчезнет.
Крепнут руки - детские мечи
Скоро лягут в дальнюю кладовку...
Пляшут тени от твоей свечи,
Освещая то, как ты неловко

По щеке погладишь, тихо - не разбудишь,
И один из спящих вдруг вздохнёт всей грудью,
И спокойней лица, и ушли кошмары...
Так и не узнаешь, кто воскликнул "Маглор!"...

[2015-08-17]

Постигровое. Маглор погиб, не сложив Нолдолантэ.

Нолдолантэ не будет. Оплачь нас своими словами.
Расскажи о нас детям. Не бойся быть слишком жесток,
Расскажи детям правду, как мы рассказали бы сами,
Не жалея себя, не стирая из повести строк,

Никого не щадя - как безжалостен честный историк:
Ложь, предательство, Клятва, пришедшая в Валинор смерть,
То, как мы понесли её дальше, и то, сколько крови
Мы пролили чужой - и своей, то, чего мы успеть

Не смогли и не дали. Всё вспомни - чему был свидетель,
И истории няни, и позже - свидетельства тех,
Кто был с нами - и против, кто видел во тьме и при свете,
И не спрашивай, чей знак носили они на щите.

Собери воедино жестокую правду и правду,
От которой теплее, как в зимнюю ночь от огня.
Это трудно, я знаю. Но под твоим пристальным взглядом
Я хотел бы остаться таким, как ты помнишь меня,

Как вы помните - оба. И всё ещё помните, верю,
Из всего, чему я вас, мальчишек, когда-то учил,
Самый главный урок: никаким не позволить потерям
Помешать тебе слышать, как музыка мира звучит.

У тебя будет время. У нас троих - больше не будет.
Даже если позволят мне встретить твои паруса,
Элрос выбрал дорогу, которой уходят прочь люди...
Нолдолантэ не будет, мой мальчик. Сложи её сам.

[2015-08-17]

Я больше не пою о кораблях -
Мы это право растоптали с пеплом,
И наша плодородная земля
Удобрена телами наших верных.

Мы знаем боль. Без края и без дна -
Немая иссушающая бездна -
Она в нас зародилась и росла,
И выросла. Мы стали бесполезны,

Как скорлупа, разбитая птенцом,
Который истерзал нам плоть и душу.
Нам эта боль завещана отцом,
И её голос нам нельзя не слушать,

Но вот - Звезда. И свет её огня
Течёт водой прохладной между пальцев.
Я больше не пою о кораблях,
Но я их помню. И они мне снятся.

[2015-07-22]

А на Химринге, как говорят, принимают всех
И не спросят, какого ты рода и чьих кровей.
А вокруг него снег, лёд и камни, лишь по весне,
Говорят, эти горы чуть выглядят веселей.

А ещё говорят, там и лорд вроде этих гор -
Сам высок, а в глазах - тоже камни и голый снег.
И ещё я слыхал (только это уж точно вздор),
То ли левой руки, то ли правой у лорда нет.

Что за дурень придумал байку, уж не сыскать -
Знают все, что увечных эльфов не видел свет...
Говорят, что оттуда некуда отступать,
Потому и берут туда всех... Я так слышал - всех.

Оттянул котомку поверх примотанный ржавый меч,
Оттянула руку в неё вцепившаяся сестра.
Говорят, на Химринг уходят те, кто не смог сберечь
Очагов своих там, где выжег землю пожаром страх,

Чтоб беречь чужие и мстить за павших. Я отомщу.
Я умею шить шкуры, печь хлеб и считать до ста.
Говорят, что любому там рады сейчас мечу,
Вот он - меч. Я его из-под тела отца достал.

Пару лет - и я вырасту сильным, под стать мечу,
Мне их девять сравнялось недавно, как выпал снег.
Эй, сестрёнка, не плачь. Нам осталось совсем чуть-чуть.
Говорят, вон за те ворота пускают всех.

[2015-07-09]

Лорд Маглор практичен и солон, как хлеб с золой.
Он счёл своих лучников, выставил их на стены,
Сходил на конюшню, скормил из ладони сена
Коню, и вернулся в башню, усталый, злой,
Не спавший с Браголлах, не евший четвёртый день,
Он держит в уме все карты и список павших.
Ему на столе кто-то выставил хлеб и чашу,
А он не заметил и мимо прошёл. Людей,
Пришедших под стены защиты искать от Тьмы,
Устроить, проверить свои караулы, выслать
Разведку на Север, что все занимает мысли,
Дождаться бы только брата... потом - весны.
Да, Маглор практичен и солон - скупой слезой,
Солёной скалой-волнорезом, пригоршней соли.
Он сделает всё, что должен, насколько волен.
Он волен быть должным тем, кому он чужой.
Рука помнит струны, но трогает тетиву,
А небо светлеет, и звёзды бледнеют в небе.
И кто-то приносит воды и краюху хлеба,
И тихо уходит, радуясь: лорд уснул.

[2015-07-04]

Продолжаю искать в себе Маглора. Пока получается странное.

Было пламя стеной до неба. И рухнул мир.
Это свойственно пламени. Трижды я был свидетель:
В первый раз, когда корчились в пламени корабли,
Как подбитые птицы, и рвал их на части ветер.

Мне на миг показалось, что алые паруса
Он на мачтах вздымает - и не было их прекрасней.
Во второй раз я в это же пламя глядел в глазах
Своего короля и отца. И тогда на части

Рассыпался не только мир, но и всё внутри.
Нас сожгло дочерна и, как уголь, мы всё чернили,
Всё, к чему прикасались. И корчась, как корабли,
Мы под огненным парусом дальше дрались и жили.

А потом третий раз было пламя. И я совру,
Если что-то от нас осталось теперь. Лишь пепел.
...И скитались сухими листьями на ветру.
Так напишет о нас летописец. Когда-то. Где-то.

[2015-07-02]

Руки вспоминают медленно, но верно,
И в ладонь ложится рукоять.
Зная, что есть выбор - меч и инструменты,
Счастлив, что есть время - выбирать.

Помнят сны иное, тяжкое, лихое -
Меч у изголовья, тяжесть лат.
Время для ремёсел, сотни лет покоя,
Время отдохнуть, ты слышишь, брат?

И плетут неспешно пальцы ожерелья
Вместо опостылевших кольчуг.
Пуще самоцветов ценишь это время,
Пуще жемчугов, ты слышишь, друг?

Не ответит эхо голосом знакомым,
Только звон чекана о металл...
Сколько бы отдал я, чтобы рядом с горном
Вместо подмастерья ты стоял?

Руки вспоминают прежние уменья,
Сердце не забыло ничего.
И течёт неспешно - мёдом в сотах - время.
Слишком долгое для одного.

И ладонь по плечу скользнёт: знай, ничто не кончено,
Не печалься о бывшем, и о не-бывшем не плачь,
Ты внутри себя носишь и камеру одиночную,
И позорный свой столб, ты себе сам судья и палач.
За ладонь ту ухватишься, как за своё спасение,
Из-под ног вниз посыплется рыхлый нетвёрдый мир,
А внутри тебя ветер взметает листву осеннюю,
Вырастают и рушатся башни, идут дожди.
И вцепляясь до боли в чужую ладонь - неистово,
Как в последнее в мире, что может тебя спасти,
Ты вдруг вспомнишь отчётливо: он тогда всё же выстрелил.
И поймёшь, что он тоже не может себя простить.

Опять в молоко, блин. Начал об одном, закончил о другом, мазила.

Лебединая гавань. Здесь свет оседает на скалах,
Словно пена морская, забытая лёгкой волной,
Шуму волн отвечает то эхо шагов по причалу,
То немолкнущей верфи рабочий шальной непокой.

Руки помнят канаты, ладони стиравшие в бурю,
Руки помнят, как вёсла волна вырывает из рук,
Но никто добровольно не выберет долю другую
Из однажды услышавших грозный и плачущий звук

Рога Ульмо, что вечно поёт кораблям длинношеим,
Расправляющим крылья над пенными рунами волн.
Лебединая гавань всегда пребывает в движенье
И её голоса всё звучат и звучат в унисон -

Стук и гомон на верфи и песни друзей, скрип уключин,
Шорох гальки на пляже пологом и в скалах прибой,
Всё сливается в хор неумолчный, знакомый, зовущий,
Вечно ждущий тебя, чтобы снова проститься с тобой.

В очаге треск поленьев почудится эхом пожара.
Ты проснёшься и вспомнишь, как красною стала вода
И в глазах, обращённых туда, за корму, отражалась
Лебединая гавань - в огне... навсегда. Навсегда.

Золото из волос своих молча выпутай,
Гребнем веди размеренно - сверху вниз.
Что на рассвете до чаш, накануне выпитых,
Что накануне прощания значит жизнь?

Эхо от слов несказанных в стенах мечется,
Свет от звезды, не вставшей в урочный час...
Мы промотали в ночь свой остаток вечности,
Не отводи хотя б напоследок глаз.

А тетива ослаблена, чтоб не лопнула,
А на дорожной арфе плывёт струна.
Что нам с того, что своих хоронили сотнями,
Если мы с ними встретимся дотемна?

Край чужой, для чего ты ко мне был настолько ласковым?
Чем я мог заслужить всё, что мне твои горы дали?
По изломам хребтов рассыпалась весною ясколка,
И вдали изумрудным морем лежал Ард-Гален.

Выше нас были горы, и звёзды, и в небе беркуты,
И у собственных стен мне следы попадались рысьи,
И врастая всем сердцем в землю, чужую некогда,
Мы любили её, как любят один раз в жизни.

Повернись всё иначе, не знаю я, кем мы стали бы,
Но среди всех невзгод всё же я благодарен Эру,
Что стояли плечом к плечу со мной несгибаемо
Те, кто боле меня был достоин считаться первым.

Я не знаю, за что и зачем они так мне верили,
Я сполна изведал цену своих ошибок...
Я уже не видел, как затонул Белерианд.
И за это, валар, отдельное вам спасибо.

Вообще-то я собирался написать стёб. Но получился опять ангст.
Это, конечно, не так обидно, как наоборот, но всё равно смущает.
А, и в последней строфе не фактическая ошибка, а хэдканон: для меня в последней попытке захвата Сильмариллов нет Маэдроса, он одержим Клятвой и посему не осознаёт до конца всё происходящее.

Город мой я складывал, как песню,
Камень к камню, как за словом слово,
Как мотив, я выбрал ему место,
Горный край - холодный и суровый.

Звон мечей и боевые кличи,
Грозный гул далёких камнепадов,
Ветра вой и переклички птичьи -
Мне иной здесь музыки не надо.

Только конь заржёт перед вратами,
Лёгкие шаги подхватит эхо,
И вплетётся в песню льда и камня
Голос твой: ты звал - и я приехал.

И если снова идти по следу,
То - отвлекаясь на землянику...

А на солнечной стороне земляника спеет,
Прямо там, в овраге, ступай, ничего не бойся,
Там крапива и пауки, ничего страшнее,
Потому что вон, видишь - стены, на стенах - войско,

А над войском - стяги синие, неба синее,
А у войска копья позолотило солнце.
Ты ступай к оврагу, ведь там земляника спеет,
За спиной - скрип мерный ворота над колодцем,

А на стенах войско, и мир беспечально долог,
И сощурясь, кто-то смотрит из-под ладони,
Где-то в ближней кузне стучит, словно сердце, молот,
Где-то чуть подальше ржут в нетерпенье кони,

Облака на небе точь-в-точь будто пена в море,
И кукушка вновь песням счёт завела неспетым.
Что с того, что от ягод сок - словно капли крови,
Что с того, что твой Долгий Мир не длиннее лета...

Менялись языки, менялись берега,
Я привыкал нас звать другими именами,
Я постигал суть слов "всегда" и "никогда",
И сходства не искал с Благословенным Краем

В нехоженых лесах и на отрогах гор,
В которые врастал всем сердцем, как корнями.
Менялось всё и вся, и даже Приговор...
Нет, не менялся он, но мы менялись сами.

...Не быстро и не все, в сомнениях и страхах,
В досаде на себя и боли за других,
Мы привыкали смысл угадывать по знакам
И на полёт стрелы просчитывать шаги.

Менялись языки, чтоб новыми словами
Мы называли то, чему не знали слов,
Менялись имена, и мы менялись сами,
Как линия чужих когда-то берегов...

Мелодии и сны менялись навсегда,
И даже шелест волн здесь по-другому слышен.
Иные языки. Иные берега.
Я помню голос твой, но он звучит всё тише.

Он поднимает на нас ресницы, глядит в упор,
И тихий шёпот: мне снова снится, да, до сих пор
Мне снится берег... невыразимый - не хватит слов.
Как мы шагнули однажды в зиму с тех берегов,
Как холод медленно полз от кожи всё дальше вглубь,
Как становились мы все похожи - до белых губ,
До острых линий вот здесь, по скулам, где близко кость...
Как будто льдом из-под век кольнуло - так смотрит гость,
Потом ресницы ложатся снова на бледность щёк,
А в горле словно застряло слово, и под плащом
В груди скрежещет, как в ночь ненастья корабль - о риф.
...Его не выпустит Хэлькараксэ путём живых.

Есть исцеление для страждущих
И есть исход моей тоске,
И лица светлые товарищей
Мне чудятся в морском песке,
Волной приливною исчерченном,
И брошенном к моим ногам,
Затянется однажды трещина,
Что разделила пополам
И жизнь, и мир, и свет, и истину,
И пролегла через сердца...
Окончен этот бой бессмысленный -
Наследство нашего отца.
Есть обретение для ищущих,
Есть встреча тем, кто разлучён.
И даже мы не будем лишними,
Мы, мир пресёкшие мечом.

- Им не нужен был незапятнанный. Им нужен был возрожденный...
© Две Змеи, Кеменкири "Оппозиция ее Величества"

Тучи вверху - продолжение гор земных,
Ветер приносит эхо цветущих трав.
Лица друзей ясны и я вижу в них
Веру. Зачем вы верите, что я прав?!

Что вы нашли для себя среди этих гор,
Что позади такого, что стоит битв?
Я для себя ответил, но до сих пор
Не понимаю, чем я достоин их -

Тех, кто сюда приходит, чтоб стать щитом,
Тех, чьё спокойно сердце и честь - чиста...
Горы молчат, их вершины покрыты льдом,
Но из долин карабкается весна.

Гордость и память ещё не разбиты в щебень,
Гордость - хребет, а память - почти опора.
Горы кругом. И угрюмо глядят их гребни
На годы моих отчаянья и позора.

Время условно, когда уже знаешь правду:
Всё, что ты делал, тебя привело сюда,
Нет ничего, кроме боли - в сейчас и в завтра,
А значит - внутри осталось одно вчера.

Гордость и память. Вот всё, что сумел сберечь я
От боли, что рвёт на части, как дикий зверь.
Я снова и снова перебираю встречи,
Места, разговоры, лица... да что - теперь...

Бессчётно обманут игрою теней и света,
Ловлю уходящих за руки - в них туман.
Но эхо знакомой песни доносит ветер,
Из сотни теней не спешит исчезать одна,

Позвать бы, окликнуть, до рези в глазах вглядеться -
Да в сорванном горле голоса не найти...
Лишь имя твоё - четыре удара сердца,
Что рвётся навстречу - вниз - из моей груди.

Я уже понял, как у меня стихи на одну тему размножаются - просто я каждый раз чуть-чуть промахиваюсь по тому, что хотел сказать. И снова. И снова. И приходится стрелять ещё и ещё - пока не попаду в яблочко. Поэтому, скажем, "Вёсен в Химринге" у меня явно будет ещё не одна. А вот с "Тангородримами" сложнее - их слишком тяжко писать.

На Севере весна. Как хрупкий стебель,
Пробившийся из трещины в камнях,
Я с изумленьем наблюдаю - эстэль
В том самом месте, где гнездился страх.

На острие копья, на самом крае
Земли, что мы назначили своей,
Вдруг оказалось - тоже расцветают
Цветы, чья жизнь короче пары дней.

На Севере весна. Внизу Ард-Гален
Весь взволновался, как морской прибой.
И я врастаю в камень стен ногами,
Чтоб эти стены стали мне - судьбой.